Том Круз: Дамский угодник
В детстве Круз мечтал стать священником, но, отведав вкус первого поцелуя, решил бросить духовную семинарию. Он понял, что не сможет жить без женщин
Тома Круза называют ladies’s man, то есть дамский угодник. И я могу констатировать это после того, как в течение часа сидела рядом с ним во время нашего интервью в нью-йоркском отеле Ritz Carlton. Голос у Тома очень ласковый, его речь льется молочной рекой, и вокруг нас начали вырастать кисельные берега его прошлого… Сначала Том угождал своей матери и сестрам, а потом приятельницам, подружкам, любовницам, женам. Он впервые женился в 11 лет: он организовал церемонию бракосочетания под дубовым деревом, и очевидцы вспоминают, как невеста, блондинка с умопомрачительными локонами, обещала любить Тома всю жизнь. Жених тоже был хоть куда – длинные волосы с зачесанной на бок челкой, расстегнутые верхние пуговицы рубашки… По нескольким школьным фотографиям, которые Том принес показать, было видно, что камера в него была влюблена уже тогда. Хотя в то время, как он утверждает сейчас, он об этом еще не подозревал.
– Каким вы были ребенком?
Диким (хохочет). Прогуливал школу.
– Почему? В школе было скучно?
Нет, просто я нигде не находил себе места. Родители постоянно ссорились, а в школе я только и думал о том, что вот вернусь домой, а там опять мать с отцом ругаются. Позднее я понял, что стал жертвой, а жертва не может испытывать нормальные чувства, как счастье или любовь, а только страх.
– Развод в католической семье, как ваша, в то время был, наверное, редкостью?
Да, но у меня особенная мама, и она спланировала настоящую военную операцию. Она попросила меня и моих старших сестер упаковать свои вещи и спрятать под кроватями. И однажды, когда отца не было дома, мы погрузили наши дорожные сумки в машину и пересекли границу. Мы проехали 800 миль от канадской Оттавы до американского Луисвилля, где нас уже ждали бабушка и дядя. Мы чувствовали себя беглецами, хотя, впрочем, мы ими и были. Чтобы как-то поднять дух, мы пели песни под радио.
– Вы думали, чью сторону принять, когда родители ссорились?
Нет, я всегда был на маминой стороне, хотя не разбирался, кто из них прав, а кто виноват. Наверное, у каждого из них была своя правда. Но я чувствовал, что мама любила меня больше, чем себя.
– Том, а как вам жилось на новом месте?
Родственники скинулись, чтобы помочь нам снять дом в хорошем районе. Вокруг нас было много благополучных семей с детьми. А неподалеку была католическая школа, и меня приняли в восьмой класс. Правда, наши родственники не могли помогать нам вечно. И, несмотря на то, что мама работала на трех работах, денег катастрофически не хватало.
– Как-то в одном из интервью вы, вспоминая детство, делились, что ваша мама плакала каждое утро…
Нет. Это неправда. У нее очень сильно развито чувство собственного достоинства. Из-за того, что у нее было несколько мест работы, государство не выделяло нам деньги, но мы получали талоны на еду как малообеспеченная семья. Отец не платил нам алименты – ни до развода, ни после. Поэтому мои сестры стали подрабатывать официантками, а я наводил порядок в соседских садах. Не было такой работы, которая казалась бы мне слишком грязной или слишком трудной, если за нее платили деньги. Я знал, что помогаю маме свести концы с концами, и я этим очень гордился. Но я не был святошей (улыбается).
– Получилось, что в то время, когда мальчики в подростковом возрасте отдаляются от матери, вы, наоборот, сблизились с ней?
В свои пятнадцать лет я почувствовал себя главой семьи – я осознал ответственность за маму и двух своих сестер. Мои сестры даже советовались со мной по поводу своих бойфрендов. Однажды я увидел бойфренда Марианны с другой девочкой и пригрозил убить его, если он хоть раз после этого дотронется до моей сестры. (Ли Энн, старшая сестра Тома, которая одно время была его пресс-секретарем, вспоминала, что Том вел себя так, как будто он был старшим братом, а не младшим – прим. автора)